Однажды зимним вечером я сидел в Переделкине у телевизора. Вдруг из-за дивана вышла мышь и уселась у моей ноги. Я закричал с отвращением. И она исчезла под диваном.
***
Покой рухнул. Я вспомнил прошлогоднее нашествие мышей: как я, забросив все дела, расставлял мышеловки, рассыпал отравленные зерна, прятал пищу, брезговал к ней прикасаться...
А они продолжали бесчинствовать. Их становилось все больше и больше. Они вскарабкивались по шторам, пищали, повсюду оставляли свои отвратительные следы и плодились за шкафом, и розовенькие их наследники время от времени выползали оттуда на свет Божий...
Так продолжалось с месяц. Я выдохся, опустил руки. Вдруг они исчезли. Специалисты объяснили, что это был какой-то специфический мышиный год. И вот теперь снова?!
Я замер на диване, а она уселась у моей ноги. Я шевельнул ногой — она исчезла.
Страх и отвращение бушевали во мне. Я вытащил из чулана мышеловку, зарядил ее и поставил в темном углу.
Я плохо спал. Весь следующий день ее не было. Но вечером, едва я уселся перед телевизором, она возникла. Она сидела у моей ноги, спиной ко мне, не шевелясь, глядела на экран. Я шевельнул ногой — она нехотя удалилась. Я замер — она вышла из-за дивана и снова уселась на прежнее место.
Странно, но я уже не испытывал отвращения, напротив, какой-то интерес, какое-то ненавязчивое любопытство проснулось во мне. Чего она хочет?
Я наклонился к ней, чтобы присмотреться, но она исчезла.
В течение следующих дней все свершалось по уже установившемуся распорядку. Я постепенно разглядел ее. Она была хороша! Я увидел ее маленькие сверкающие глазки, и изысканную мордочку, и светло-серую шубку, и выразительный хвостик крендельком.
Она привыкла. Она перестала убегать под диван, а просто чуть-чуть деликатно отодвигалась в сторону, стоило мне пошевелиться.
Я положил на пол кусочек печенья. Она его с аппетитом погрызла, утерлась лапкой и вновь уставилась на экран.
***
Прошел месяц, чего только не испробовала она, чем только не лакомилась: и печеньем, и салом, и колбаской... Я привык к ней, мало того — привязался. Теперь было бы странно смотреть телевизор в прежнем одиночестве. Не знаю, чем она занималась днем, но вечером зажигался экран, и она тотчас усаживалась перед ним. Мне было хорошо! Я даже перестал вспоминать прошлогоднюю стаю серых животных, эту беснующуюся толпу.
Я вообще не любитель толп. Слава Богу, что хоть у меня их не было, они отбушевали. И это маленькое изящное существо в светло-серой шубке тоже, видно, склонно к уединению и вряд ли тоскует по своим суматошным соплеменникам...
Днем я, как всегда, работал за своим столом. Зимой темнеет рано. Я подумал, что скоро включу телевизор — и мы усядемся с нею вдвоем...
Вдруг в углу что-то громко щелкнуло... Присмотрелся — а это сработала мышеловка, о которой я успел позабыть! Кинулся к ней — а в ней моя мышка!..
***
Как-то у меня сидели друзья. Я рассказал им эту историю. Все удрученно замолкали.
Лишь Фазиль вскрикнул: «Неужели насмерть?!»
Булат Окуджава
Journal information